3 "ВСЕ РАЗВРАТИШИСЯ, НЕПОТРЕБНИ БЫША..." Римская
Империя. Истоки соборности ГОВОРЯ
О СОБОРНОСТИ как о форме христианского
жизнеустройства, невозможно обойти
вниманием тот факт, что она пришла на смену
языческой государственности в пору ее
тяжелейшего кризиса, когда упразднение
традиционных институтов власти поставило
великую Империю на грань распада и полного
краха. На
протяжении веков римский Сенат (являвший
собой некий языческий аналог соборного
органа государственной власти) был
руководящей силой страны и возвел ее на
вершины величайшей мощи. Даже в 1-11 вв. по Р.Х.,
когда республика превратилась в Империю,
именно эта квазисоборная власть стояла на
страже законности, придавая легитимность
новоизбранному Императору. На этот период
приходится также пик нравственного
развития римской государственности. Ее
целью и значением (во всяком случае
формально, официально) признавалось
внесение в мир начал справедливости и
рационального права. "Это было, — пишет русский церковный историк профессор Зызыкин, — воплощение Аристотелевского учения о том, что стремлением государства должно быть не богатство, не могущество, а добродетель. Еще в начале III века процветала наука, искусство, архитектура, образование, земледелие, промышленность, торговля. Но в конце того же века... исчезла цветущая цивилизация, созданная веками, ибо в результате анархии явилось всеобщее понижение интересов, экономическое разорение и уменьшение населения. Причиной такой грандиозной перемены было именно уничтожение традиционной власти.*1 Когда
после революции 235 года римские легионеры
свергли императора Александра Севера,
настало время смуты. Императоры свергались
один за другим, в зависимости от менявшихся
настроений легионов и переменных успехов
непрестанных гражданских войн. Если раньше
законность Императорской власти
определялась избранием традиционного
учреждения, то теперь она являлась
результатом силы, случая, настроения, и
жизненный строй потерял всякую
устойчивость. Исчез принцип законности...
Отсутствие его разрушило многовековую
культуру меньше, чем за 50 лет."0 Смутно
разумея, что корень зла кроется в
религиозно-нравственном несовершенстве
общественного мировоззрения, в отсутствии
благодатной основы государственного
устроения, некоторые римские властители
пытались найти выход в реформах этой
области. Император Аврелиан, например,
желая обрести опору законному порядку в
мистическом абсолютизме (который смог бы
заменить легитимизацию императорской
власти Сенатом), ввел в качестве
государственной религии культ Митры —
непобедимого Солнца, от которого, как от
Распорядителя престолов, получает
Император право царствования. Позже
Диоклетиан в тех же целях провозгласил
принцип божественности императоров. Однако
подобные несостоятельные попытки не могли
противостоять растущей смуте. Бывало даже
так, что различные группировки
заговорщиков одновременно провозглашали
нескольких Императоров. В такой атмосфере
развращенные нравы римской верхушки
получили особенное развитие, обретя все
отвратительные, отталкивающие черты
кроющихся в язычестве сатанинских культов. "Просвещенное"
язычество античного мира, облеченное в
период своего расцвета в утонченную и
изысканную философскую форму, вернулось к
мрачной обрядовой практике древних
кровожадных верований. Более того, наряду с
возвратом к античной архаике, со всей
ясностью обнаружилось тяготение власти к
страшным эзотерическим, человеконенавистническим
культам Востока, подобным вавилонской
каббалистической магии. Так, полководец
Максентий, претендент на императорский
престол и соперник Константина (будущего
святого равноапостольного императора Рима,
основателя Византии) совершал публичные
человеческие жертвоприношения прямо на
площадях обезумевшей столицы. Именно
на волне борьбы с этим гнусным беззаконием
пришел к власти Константин, открыто
симпатизировавший христианству. Он-то и
стал основателем нового типа
государственности, основанной на церковной
благодати и христианской морали, коренным
образом преобразовавшей жестокие римские
нравы. Миланским эдиктом 312 года он дозволил
всем желающим без стеснения принимать и
исповедывать христианство. Через год новым
эдиктом предписал возвратить христианским
общинам места их богослужебных собраний и
все недвижимое имущество, конфискованное
во время гонений. В 314 году Константин
запретил языческие игры,*2
затем освободил духовенство от гражданских
податей и церковные земли от общих
повинностей; отменил казни через распятие и
издал строгий закон против иудеев,
восставших на христианскую церковь. Видя
благотворные последствия реформ, император
не остановился на достигнутом: в 319 году,
частным лицам было запрещено приносить
жертвы идолам и обращаться к гаданиям у
себя на дому, затем христиане были
официально допущены к занятию высших
государственных должностей, им была
предоставлена свобода в постройке новых
храмов, в которые Константин запретил
вносить свои изображения и статуи (обычай,
существовавший в языческих капищах).2) Так в Римской Империи произошла "христианская революция" — мирная, благотворная и бескровная, вдохнувшая новые силы в дряхлеющую державную государственность великой Империи. Найдя ключ к гражданскому единству через утверждение духовной общности, Константин особое внимание уделил сохранности церковной целостности. Обнаружившиеся внутрицерковные нестроения и привели его к мысли о необходимости их соборного разрешения. Первый Вселенский Собор, собравшийся в 325 году в Никее, заложил догматические основы Единой Святой Соборной Апостольской Церкви на многие века вперед. Эффективность соборной формы управления привела к тому, что на протяжении шести ближайших столетий, в самые тяжелые времена духовных смут и волнений в Империи было созвано семь Вселенских и более дюжины Поместных Церковных Соборов. При этом особенно примечательно, что формальная инициатива их созыва неизменно исходила от верховной светской власти. ************************* *1 Здесь речь идет о непосредственных, так сказать "механических" причинах упадка. Их духовные корни были, конечно, гораздо глубже. Страшная язва греха, разлагавшая человеческую природу и не имевшая благодатных церковных противоядий, предопределяла всеобщую деградацию, остановить которую могло лишь промыслительное вмешательство Божие. обратно
|
|