ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ РУССКОЙ СОБОРНОСТИ
ВЫСОЧАЙШИЙ УРОВЕНЬ национально-религиозного самосознания стал на Руси результатом пятивекового (XI-XVI вв.) церковного воспитания и напряженного размышления народа о своем высшем предназначении и промыслительно определенном месте России в истории человечества. С момента Крещения в 988 году по Р.Х. практически все дошедшие до нас литературные памятники — от "Слова о законе и благодати" митрополита Илариона и до анонимного "Домостроя", летописных сводов и народных "духовных стихов" — отражают безраздельную поглощенность русской души вопросами религиозно-нравственного самосовершенствования.
Процесс
этот завершился в XV-XVII веках формированием всестороннего
церковно-государственного мировоззрения,
полно и ярко выразившегося в общественной
деятельности преподобного Иосифа
Волоцкого и пророческих посланиях инока
Филофея, державных деяниях Грозного царя
Иоанна и молитвенной благодати его "освятованного"
сына Феодора. В основании этого
мировоззрения лежала великая мессианская
идея о России как о последнем прибежище благочестия;
стране, промыслительно предназначенной
Самим Господом для исповеднического и
страстотерпческого подвига хранения Истин
Христовых посреди всеобщей апостасии,
вероотступничества и "мерзости
запустения" антихристова царства "последних
времен".
Ясно,
что столь напряженная духовная жизнь нации
требовала своего выражения не только в
литературных и летописных произведениях,
но и в деяниях власти, отражавших ее
самосознание выразительницы всенародных
чаяний и святынь. Уже Иоанн
Грозный далеко не случайно утвердил на
Красной площади в качестве мистического
центра России образ Христовой Голгофы —
Лобное место.*1 Несколькими
десятилетиями спустя Борис Годунов
намеревался построить на Боровицком холме
величественный Воскресенский храм по
точному образу и подобию Иерусалимского.**2
Но
наиболее полно отражали национально-государственное
самосознание Руси те юридические, правовые
акты, которые власть — равно светская и
духовная — стремилась положить в основу
жизни общества. Из века в век они
пополнялись и совершенствовались до тех. пор,
пока, наконец, не была предпринята попытка
создания комплексного и полного
законодательного свода...
*
* *
ЛЕТОМ
1648 года специальным повелением царя
Алексея Михайловича была создана думская
комиссия по систематизации всех
действующих на территории России
законоположений и по учету новых правовых
потребностей растущей российской
государственности. Возглавил комиссию
боярин князь Одоевский. В состав ее, кроме
руководителя, вошли еще два боярина, один
окольничий и два дьякона.
Непосредственным
поводом к осознанию необходимости такой
работы послужила очередная смута — бунт
московского посадского люда. На созванном 16
июля 1648 года земском соборе группа дворян
подала челобитную с просьбой о составлении
Уложения, "чтоб вперед по той Уложенной
книге всякие дела делать и вершить"8),
— и работа закипела. С самого начала
деятельность комиссии Одоевского не
ограничивалась чисто бюрократической
компановкой уже существующих правовых
актов. Не замыкаясь в тесных рамках
московского "приказного",
чиновничьего мирка, ее представители
наладили соотрудничество с широкими слоями
провинциальных представителей,
уполномоченных доверием местных
избирателей.
В
результате в основание итогового документа
был положен широчайший спектр материалов —
от византийских правовых кодексов и
памятников права Великого княжества
Литовского до коллективных челобитных
столичных и провинциальных дворян,
посадских людей, а также указные книги
московских приказов и прежние Судебники,
имевшие хождение на Руси со времен "Русской
правды" Ярослава Мудрого.
Начиная
с сентября 1648 года наработанный комиссией
законодательный материал стал поступать на
обсуждение "лутчих людей", съехавшихся
в Москву по указу Государя. В процессе этого
обсуждения возник дополнительный и весьма
энергичный импульс законодательной
инициативы "снизу", выразившийся в
подаче множества челобитных по целому ряду
важнейших проблем внутриполитического
устройства Московского государства.
Слушание проекта Уложения проходило на
соборе в двух палатах: в одной под
председательством царя заседала Боярская
Дума и Освященный Собор архиереев, в другой
— выборные люди разных званий и чинов.
Только
29 января 1649 года было завершено
окончательное составление и
редактирование Уложения. К сожалению,
значимость соборной "технологии"
принятия этого важнейшего акта долгое
время не сознавалась русскими историками
во всей своей полноте. Раз за разом они
предлагали недопустимо упрощенные схемы
"пассивного согласия" выборных с
предложениями, поступавшими "сверху",
из думской комиссии Одоевского. К счастью,
позднейшие исторические изыскания
позволили восстановить правду, показав
активную роль представителей российской
провинции и средних сословий (так
называемых "гостей" и "черной сотни")
в формировании основополагающих статей
Соборного Уложения.
Внешне
это Уложение представляло собой длинный
свиток, состоящий из узких бумажных
столбцов с текстом, в конце которого стояли
"своеручные" подписи участников земского
собора (всего — 315), а по склейкам столбцов —
скрепляющие подписи дьяков. С рукописного
подлинника была тут же составлена
типографская матрица, с которой документ
был в течение одного лишь 1649 года дважды
отпечатан невиданным по тем временам
тиражом — по 1200 экземпляров в каждом
издании.
Соборное
Уложение по своей полноте и целостности не
имело претендентов не только в истории
русского законодательства, но и в
современной ему европейской юридической
практике. Оно состояло из 25 глав,
разделенных на 967 статей, и охватывало
область государственного,
административного, гражданского,
уголовного права, регламентируя так же
порядок судопроизводства. Уложение
закрепило основные черты политического
строя и правовой системы России столь
совершенно и качественно, что осталось
основой русского законодательства на
протяжении двух столетий, несмотря даже на
крутые реформы XVIII века...
Нам,
впрочем, важнее всего обратить внимание на
две существенные особенности Уложения,
делающие его столь примечательным
документом. Это, во-первых, его религиозно-мистическое
обоснование, и, во-вторых — целостность.
"В
лето 7156-е, июля в 16-й день, — гласит
преамбула Уложения, — Государь Царь и
Великий Князь Алексей Михайлович, Всея
России Самодержец, в двадесятое лето
возраста своего, в третье лето Богом
хранимыя своея державы, советовал с Отцем
своим и богомольцем, Святейшим Иосифом,
Патриархом Московским и Всея России, и с
митрополиты и со архиепископы, и с епископы
и со всем Освященным Собором" о
необходимости составления нового
законодательного свода. Мировоззренческие
основания этого свода, — утверждают
составители документа, — необходимо искать
в "правилах Святых Апостол и Святых Отец
и в градских (т.е. гражданских — прим. авт.)
законех Греческих Царей (т.е. византийских
императоров — прим авт.)" .9)
Так
определялся духовный, религиозно-мистический
фундамент, на котором русское общество
собиралось строить свою экономическую и
политическую жизнь. Государевы бояре, окольничии
и думные люди , конечно, тоже принимали
активнейшее участие в составлении Уложения.
И соборная грамота о них поминает тут же, но
все же — вслед за "Освященным Собором".
Есть и еще одна красноречивая деталь: "с
митрополиты и со архиепископы" царь "советовал",
а "с своими бояры" всего лишь "говорил"
о делах составления свода.
В
реальности, конечно же, политический вес
боярской аристократии и практическое
влияние на течение государственных дел со
стороны высшего чиновничества неизмеримо
превышали возможности архиереев, но их
формальное первенство было "первенством
чести", подтверждавшим тот основополагающий
для русской жизни факт, что духовные ее
надобности почитаются государством
первостепенными и важнейшими по сравнению
с любыми другими — телесными и
чувственными.
Об
этом же свидетельствует и расположение
материала внутри самого Уложения. Его
открывает не раздел о государственных
преступлениях и даже не параграф о злоумышлениях
против священной особы Самодержца, но
специальная глава, перечисляющая проступки
против веры и Церкви. "Будь кто иноверцем,
или и русским человеком, — провозглашает
первая же статья (обратите внимание, что
слово "русский" употребляется в
значении вероисповедном, как синоним
понятия "православный"), — если
возложит хулу на Господа Бога и Спаса
нашего Иисуса Христа, или на Рождшую Его
Пречистую Владычицу нашу Богородицу и
Приснодеву Марию, или на Честный Крест,
или на святых Его угодников — про то
сыскивать всякими сысками накрепко. А коли
сыщется про то допряма — того богохульника,
обличив, казнить, сжечь".*3
Вторая
статья Уложения ограждает от поругания
Церковь как источник животворящей
благодати и мистическую опору народного
бытия. "Если какой бесчинник, —
провозглашает она, — пришедши в Церковь
Божию во время святыя Литургии, каким бы то
ни было образом Божественной Литургии
совершиться не даст — поймав его и сыскав
про него допряма, что он так учинил, казнити
смертию безо всякой пощады".
Во
всех законоположениях, касающихся Церкви,
поражает глубокое понимание ее внутренней,
духовной природы, например — ясное
сознание Литургии как мистического центра
всей христианской религиозной жизни,
повреждение которого, лишая благодати
Таинство Причастия, грозит непоправимыми
последствиями для церковной деятельности.
Характерна и еще одна черта, объясняющая
столь пугающую многих нынешних "либералов"
строгость приговоров. В отличие от
гуманизма, провозгласившего земную,
телесную жизнь человека высшей ценностью,
христианство никогда не признавало ее
таковой, отдавая первенство душе,
предназначенной Самим Богом для жизни
вечной. Потому-то преступления против души,
против Церкви (спасительницы этой души для
Царствия Небесного) без размышлений
карались телесной смертью. Меньшим и
временным злом закон пытался
воспрепятствовать злу неизмеримо большему,
вечному...
Что
касается целостности Уложения, то это его
замечательное качество немало
способствовало расцвету православной
российской государственности. Соборное
Уложение, благодаря своей полноте, свело
воедино правовые основы самых разных
областей общественной жизни, создав таким
образом гласную, открытую, законодательно
сформулированную базу межсословного
взаимодействия, на основании которой в дальнейшем
была выработана политика державного
строительства Православной Империи.
Этот
универсальный имперский документ создал
предпосылки для присоединения Малороссии и
Белой Руси, для внутриполитической
стабильности и бесперебойного функционирования
механизмов государственной власти. Он же —
в принципиальном, а не конкретно-практическом
виде — еще понадобится нам (или нашим детям)
для возрождения Святорусской Державы...
Соборная законодательная деятельность середины XVII века и сегодня подает нам высокий пример для преодоления в будущем нашей правовой ущербности. Не подлежит сомнению, что после восстановления подлинной национальной государственности одной из первейших задач русского общества станет восстановление духовной связи российского законодательства с Соборным Уложением и Основными законами Российской Империи. И труд этот ни в коем случае не будет уделом исключительно правоведов-специалистов, но, как встарь, — всех "лучших людей" необъятной Земли Русско
*1 Похоже, что
мистический смысл этого сооружения был
ясен не только его создателям. Большевики,
захватив власть в России, первоначально не
стали разрушать Лобное место и даже какое-то
время использовали его в качестве
политической трибуны. Но позже, с
возведением мавзолея Ленина, они
перестроили площадь так (насыпав слой земли
до трех метров высотою), что Лобное место
перестало быть господствующей позицией в
архитектурном ансамбле площади, отдав этот
приоритет мавзолею.
ОБРАТНО
**2 Смута не позволила запечатлеть это намерение в камне, но полстолетия спустя царь Алексей Михайлович и патриарх Никон осуществили-таки сей замысел строительством Ново-Иерусалимского монастыря на Истре ("русском Иордане") близ Москвы. ОБРАТНО
*3 О смертной казни через сожжение русский правовой акт упоминает впервые, хотя случаи ее применения известны на Руси еще с XI века. Вместе с тем даже западные историки не смогли замолчать тот факт, что в отличие от "цивилизованной" Европы, сжигавшей своих подданных тысячами, Россия за свою историю ничего подобного не знала. Всех сожженных на Руси еретиков можно пересчитать по пальцам. Как правило, уличенных в таких преступлениях отправляли в дальние монастыри с суровым уставом — на покаяние. Исключение власти сделали лишь дважды: в деле еретиков-жидовствующих и на процессе против вождей Раскола — оба раза ввиду особой тяжести преступлений и нераскаянности главных зачинщиков. ОБРАТНО